В обсуждении приняли участие Тахир Юсупович Базаров и Серафима Стишкина
Обсуждение фильма «Эйнштейн и Эддингтон» с Тахиром Юсуповичем Базаровым
Изображение: https://permcenter.ru/tpost/h6i548a1g1-einshtein-i-eddington-ili-rozhdenie-oto
Серафима:
Здравствуйте, Тахир Юсупович, рады Вас видеть.
Тахир Юсупович:
Приветствую, Серафима.
Серафима:
У нас сегодня на рассмотрении шикарный фильм про двух гениев, называется «Эйнштейн и Эддингтон». Это фильм о Первой мировой войне, и он про двух научных деятелей, а рассказана там их история личных жизней, личных переживаний. Я сейчас подробнее Вас познакомлю. Тахир Юсупович, я знаю, что Вы смотрели это кино, но нас будут наверняка смотреть и слушать, поэтому я озвучу сюжет.
Итак, действие прелюдии происходит в 1919 году во время экспедиции Эддингтона для наблюдения за солнечным затмением в том же году, а затем возвращается в прошлое, 1914 год. В этот 1914 год началась Первая мировая война, и Сэр Оливер Лодж назначает Эддингтона главным астрономом Кембриджа.

Он даёт ему указания, что очень важно, исследовать работу некоего Эйнштейна, и поскольку тот предлагает что-то совершенно новаторское и неприемлемое, нужно защитить статус-кво Ньютона, потому что Ньютон — это же великий английский учёный.

Тем временем в Германии Эйнштейна заманивают обратно из Цюриха в Академию Наук в Берлине, чтобы помочь военным усилиям, поставив Великобританию в неловкое положение и опровергнув работу как раз-таки Ньютона.

Эйнштейн женат, и в Берлине, когда брак был уже напряженным, ученый влюбляется. Альберт уехал в другой город по работе и там встретил кузину Эльзу.

Соответственно, любовное увлечение Эддингтона — его друг. Квакер и, следовательно, неспособный пойти на войну Эддингтон по религиозным убеждениям, он хочет попрощаться со своим возлюбленным Уильямом Марстоном, поскольку тот уходит на войну в качестве офицера. Но Эддингтон не успевает на поезд, то есть они не успевают попрощаться. Затем он читает лекцию коллегам-астрономам, и защищает взгляд Ньютона, но на самом деле он думает о том, что Эйнштейн-то может быть прав. И параллельно с этим начинаются антигерманские гонения рядом с Кембриджем, и Эддингтон спасает немецкую семью, он приглашает их в свой дом, чтобы толпа их не раздавила.

Дальше жена Эйнштейна прибывает в Берлин, но обнаруживает роман Эйнштейна и бросает его, а Эддингтон в это время противостоит протестующим, которые говорят ему о том, что он должен пойти на войну, а он по религиозным убеждениям не может.

Потом Эйнштейн опаздывает на демонстрацию ядовитого газа Габбера и испытывает такое отвращение к этому применению науки к убийству, что отклоняет предложение изменить обратно свое гражданство со швейцарского на немецкое. И также он не подписывает одну бумажку, где великие умы Германии поддерживают войну, а он не поддерживает.

Эддингтон считает, что его исследованиям работы Эйнштейна препятствует британский запрет на распространение немецкой литературы. У него не получается получить книжку, там диссертационная работа, и тем временем отношения Эйнштейна с Эльзой углубляются.
Получив письмо Эддингтона, Эйнштейн начинает работу над новым направлением вместе с Максом Планком, тоже великий физик и ученый того времени. И он утешает этого самого Макса Планка, когда тот потерял сына на войне.

Дальше Эддингтон обнаруживает, что работа Эйнштейна согласуется с орбитой Меркурия, а у Ньютона — нет, и они отправляют этот ответ Эйнштейну. В итоге очень окольными путями получается доставить расчеты Эйнштейна Эддингтону через Макса Планка, потому что Эйнштейна уже не пускают никуда, поскольку он не поддерживает войну.

И единственным способом проверить теорию Эйнштейна было съездить на тот самый остров из начала фильма и там заснять солнечное затмение. Если в лучах солнца отклонятся силуэты планет — значит, свет преломляется, и, соответственно, он испытывает на себе силу тяжести.
Таким образом, Эддингтон доказывает, что теория Эйнштейна верна, он доказывает это перед английским сообществом. Также он говорит о том, что из-за этого открытия ничто не мешает верить, вера в Бога от этого не страдает, это был очень важный вопрос в то время, и он говорит о том, что Господь задумался, услышав, как мы разгадали очередную его загадку.
И в итоге Эйнштейн с Эльзой, Эддингтон продолжает научную деятельность, все счастливы, и в конце фильма они встречаются и жмут друг другу руки.
Серафима:
У меня на этом все. Такой краткий пересказ. Тахир Юсупович, я ничего важного не упустила?
Тахир Юсупович:
Нет, мне кажется, что, в общем, фильм, который снял Филипп Мартин, Вы пересказали достаточно хорошо. Понятно, что это художественный фильм. Понятно, что есть актеры, на это я бы обратил внимание. Во-первых, замечательный Энди Сёркис, который играет Альберта Эйнштейна. Астрофизика Артура Эддингтона играет Дэвид Теннет. Очень любопытный актер. Я думаю, что единственное, что мне кажется избыточным в этом фильме — это линия влюбленности Эддингтона в своего друга. Все остальное похоже на правду, причем эта правда такая достаточно неожиданная, связанная с тем, что два разных человека, находящихся в разных мирах, занимающиеся, в общем-то, если исходить с точки зрения дисциплин научных, разными вещами, и вдруг они оказались готовыми к совместному творчеству.

Поездка Эддингтона на острова Принсипи в Африке показывает, как можно эмпирически подтвердить очень высоко теоретические конструкции. Потому что Альберт Эйнштейн выдвинул теорию, которая не могла быть подтверждена никаким другим образом.

И самое интересное, ещё одна линия, о которой Вы сказали, мне кажется, её важно еще раз подчеркнуть, что Эйнштейн-то себя считал человеком мира, он занимал даже такую крайне яркую, я бы сказал, четкую позицию по этому поводу, поэтому он не подписал вместе с 93-мя учеными явно политизированную резолюцию.

Момент-то такой сложный, Первая мировая война, произошел серьезный раскол на фоне обретения политической и этнической идентичности разных больших европейских государств. То же самое было с Великобританией, но Эддингтон, в отличие от Эйнштейна, будучи квакером, оказался в еще более трудной ситуации. Изначально он был патриотически настроен, если иметь в виду придание своим кумирам большей значимости, в том числе и в научных исследованиях.

Поэтому Ньютон, объяснивший традиционную картину мира, оставался своего рода божеством для английских физиков. И сообщество, в которое входил Эддингтон, конечно, демонстрировало эту позицию и заставляло Эддингтона быть ее адептом.
Но случилось так, что этот человек вдруг пошел против? При этом кего нельзя упрекнуть в нонконформизме, что он проявил некий негативизм по отношению к старшим, по отношению к сообществу, в которое он входил. Нет, для него принципы научного исследования, честности, последовательности были важнее. Он не знал лично Эйнштейна, однажды познакомился с одной его статьей и с начала Первой мировой войны были запрещены тексты ученых из враждебной Германии, с которыми можно было бы познакомиться. Но они вступили в переписку, и удивительным образом он сумел понять язык Эйнштейна, хотя это был язык, придуманный Эйнштейном. Это не был язык математики, это не был язык физики, это был язык Эйнштейна. И он на этом языке писал свои формулы.

И я бы ещё одну линию отметил для наших читателей. Там была очень интересная линия музыки, может быть, она нам понадобится.
Серафима:
Да, линия музыки, я помню ее прекрасно.
Тахир Юсупович:
Помните, кузина играла на фортепиано Шуберта. И в данном случае получилось так, что Шуберт оказался связующим звеном в каком-то смысле между этими двумя людьми. Может быть, это в некотором смысле определило их отношения. Я этого тоже не могу исключать, потому что отношения между мужчиной и женщиной — это такая тонкая история, которая, может быть, связана и со звуками, и с музыкой. И Эйнштейн, будучи абсолютно академическим физиком, физиком-теоретиком, явно погруженным в свою сложную науку, вдруг обращает внимание на влияние музыки. Музыка и физика, с его точки зрения, существуют для страсти.

И тут Шуберт оказался как нельзя кстати. Хотя по поводу остальных некоторых выдающихся музыкантов, композиторов, у Эйнштейна была своя позиция. Он говорит, что техника Генделя хороша, но несколько поверхностна. Да, а Вагнер — слишком агрессивный. Но когда он переходит к Моцарту, то становится очевидным, что Моцарт отражает красоту всей вселенной. Вот как-то так он выразился. Музыка Моцарта, она, может быть, подобно физике или астрофизике, которая пытается понять своими методами, очень точными математическими, физическими методами, понять эту красоту.

Это пересечение настолько интересно, что сам разговор о музыке вдруг превращает художественный фильм, я бы сказал, в эротический фильм. Удивительно, как на фоне разговора о музыке вдруг чувства этих героев вспыхивают каким-то очень естественным, очень красивым, на мой взгляд, образом. Вдруг мы видим, как эти чувства становятся взаимными. Да, я думаю, что Вы совершенно верно для наших читателей рассказали основное содержание этого фильма.
Серафима:
Отлично. Спасибо, что дополнили. Это просто потрясающие такие тонкости, и они очень фильм украшают, я бы сказала. Хорошо, тогда предлагаю перейти к первому вопросу. Он для меня очень сакральный, потому что он звучит так. Почему Эйнштейн не хотел показывать жене-физику свои выкладки? У него жена тоже физик.
Тахир Юсупович:
Мне кажется, что это довольно часто происходит в семьях. Казалось бы, вроде раз люди занимаются одним и тем же, то как будто бы создается хорошая возможность для того, чтобы поделиться тем, чем ты занимаешься, и как-то усилить друг друга. Мария Кюри вместе со своим супругом вроде бы с этого начинали, то есть, есть какой-то старт, но этот старт не обозначает, мне кажется, последующих действий.

С одной стороны, это связано, как мне кажется, с конкурентной средой в науке. То есть, ученый, он всегда индивидуалистичен. И подключение кого-то… А как можно подключить супругу или любимого человека не в партнерской позиции?
Серафима:
То есть разделить с ней пришлось бы?
Тахир Юсупович:
Либо что-то разделить, либо есть какая-то действительно сакральная история рождения идей. Понимаете?

И у меня гипотеза, что наука таким образом формирует, социализирует ученых, что они становятся индивидуалистичными, даже если они в командах работают. Второй аспект, он больше бытовой, что ли, или более жизненный и, возможно, экзистенциальный. Понимаете, что в семье все-таки муж и жена, особенно когда появляются дети, проходят очень специфическую идентификацию. Ну, как мы знаем, что женское начало отвечает за наследственность, а мужское — за изменчивость. И с точки зрения адаптивности к большому миру, это очень важно. Такое, я бы сказал, своеобразное распределение между мужским и женским началами.

Но ещё есть вот какая вещь: когда муж с женой ещё и становятся родителями, появляются ещё роли матери и отца, то тут у нас тоже происходит важное разделение. Что я имею в виду? Мама — это скорее душа, а папа — это дух. И вот на этом разломе тоже может происходить с одной стороны синхронизация, с другой стороны, — диссонанс, который мы наблюдали в фильме.

Потому что душа — это то, что объединяет внутренний мир человека, и она также объединяет внутренний мир семьи. Душа ориентирована на то, чтобы соединить, гармонизировать тех, кто внутри семьи. А дух — это то, что нас объединяет с внешним миром.

Понимаете, Эйнштейн как бы выходит за рамки семьи. Он тоже работает на цели семьи, на ценности семьи, но сам по себе выходит за рамки семьи. И вот в этом смысле я думаю, что есть вторая часть этой истории, если не касаться каких-то еще особенностей, связанных с тем, что есть ещё третий аспект, связанный с изначальной моногамностью женщины и полигамностью мужчины. Не исключено, что и этот аспект мог повлиять. Кто-то даже подсчитал, что за всю свою репродуктивную историю женщина может воспроизвести, родить не более 30 детей. При этом, мужчина, в общем, без всяких больших усилий, вроде бы, может обеспечить тысячу. Понимаете?

Плюс ещё и, конечно, характер. Очень важно, что характер самого Эйнштейна, как это показано в фильме, не похоже, чтобы было и в жизни с ним так, но он человек очень спонтанный, человек, не сильно обременяющий себя какими-то обязательствами, кроме обязательств, связанных с наукой.

И в отношениях с другими людьми, обратите внимание, не только с женой, был, в общем, человеком достаточно свободным.
Серафима:
Я еще вкрапление немножко сделаю к вашему ответу. Мне вот показалось, что почему такая история произошла. То, что Эйнштейн, во-первых, знал, что жена его не поймет, поскольку все традиционные физики, которых он до этого видел, за редчайшим исключением, они были именно таковы. И почему я думаю так? Потому что, как мы видим, фильм про Эйнштейна начинается с момента, когда он плывёт на лодке, и он своим сыновьям как раз рассказывает свои теории. И я подумала, что он считает, что сыновья его поймут, а жена наоборот — не поймёт, скорее всего.

Вот тоже момент такой маленький: Эддингтону почему рассказал? Потому что тот его действительно понял, а те, кто до этого читали работу, не поняли. Чушь какая-то написана. А Эддингтон проник своей мыслью внутрь и написал такое письмо Эйнштейну, что вот, знаете, было тяжело не поделиться дальше. Ну, в целом, вот такое дополнение.
Тахир Юсупович:
Абсолютно согласен, и тогда тут нужно ещё использовать такое понятие, как принятие. Вот иногда ожидание того, что ты не будешь принят другим, может выступать очень сильным барьером и разрушать отношения.

Вот это понятие, оно довольно сложное, потому что с одной стороны ты вроде как ориентируешься на то, что у человека те же чувства, что и у тебя, что у него такие же взгляды, та же картина мира. Но вопрос в том, что всегда ли можно идентифицироваться с другим и прожить вместе с ним долгие годы? Можно ли изнутри, понять то, как он видит этот мир, не теряя индивидуальности, которая присуща человеку?

Но самое ужасное, что есть ожидание того, что тебя не примут. А дети примут. С детьми можно. Ну, понимаете, есть даже такое выражение, что все трехлетние дети гении.
Серафима:
Им ещё не объяснили, что это не так.
Тахир Юсупович:
Да, они гении. А вот повзрослев, они превращаются в негодяев. Негодяев в том смысле, что негодные к восприятию. Есть какой-то период сензитивности. Хотя и у детей, обратите внимание, в этом фильме было много непонимания того, что делает отец, почему он снимает носки, почему он ведет себя так, что окружающие это воспринимают без какого-то позитивного согласия с тем, что происходит.

Для детей важно, как воспринимается другими их отец. А ему не важно. Ему важно с детьми это обсудить.
Серафима:
Да, Тахир Юсупович. Я думаю, этот вопрос мы раскрыли с очень многих сторон.

И тогда перейду ко второму вопросу. В чём гениальность астрофизика в данном фильме и в чём гениальность теоретика физики? В фильме персонажи очень хорошо проработаны. Мы видим в них уникальных личностей или даже гениев. Они не просто обычные люди, а особенные, с выдающимися качествами.

И сразу поясню, смотрите, почему гениальность астрофизика и теоретика физики, потому что это конкретно про их поведение в тех жизненных ситуациях, а не в науке гениальность. Дело в том, что они создали гениальную спайку, которая привела их к успеху. Я скорее про эту гениальность, а не про то, что они знали физику и проявили себя как гении, на мой взгляд. Что скажете?
Тахир Юсупович:
Сложный вопрос. Прежде всего, гений, и сам человек, на которого Всевышний посадил этого гения — это разные субъекты. Поэтому мы и говорим, что не человек гениальный, а мы говорим: гений этого человека. И здесь часто происходит такое смешивание, схлопывание. Мы начинаем о человеке думать, как о гениальном человеке. Вот это ошибка.

Да, есть человек, как человек. Лев Николаевич Толстой просто человек. А есть гений этого самого человека. Понимаете, как нечто им реализуемое, но не являющееся им самим. Вот это очень, мне кажется, важный момент. И в этом смысле гениальность обоих главных героев разная.
Серафима:
Да.
Тахир Юсупович:
Гений Эйнштейна состоял как раз в том, чтобы выйти за пределы мыслимого, за пределы возможного. Эддингтона, на мой взгляд, трудно было назвать изначально гениальным, кстати говоря, в отличие от Эйнштейна. Может быть, поэтому про Эйнштейна знают около 90% образованного населения. А про Эддингтона — 10%. В лучшем случае.
Серафима:
В самом лучшем случае, честно говоря.
Тахир Юсупович:
И в этом смысле гений человека позволяет выходить за пределы того, что обычно человек совершает. И гений Эддингтона состоял в том, на мой взгляд, что он сумел сломать стереотип, который был непоколебимым, я бы сказал.

Я имею в виду, прежде всего, то, что Ньютон описал этот мир. Он задал характеристики, закономерности того мира, в котором мы живем. И люди ведь жили долгое время, принимая субъективную реальность за подлинную действительность. Это сродни тому, что к какому-нибудь человеку, представьте себе, придет в голову утверждать, что Земля крутится вокруг Солнца. Как это может быть, если каждое утро я вижу, что Солнце поднимается и потом движется сквозь зенит и закатывается?

Я это вижу. Для меня это естественная картина моего обитания, моего понимания. Эддингтон обратил внимание на поведение Меркурия. Он мог бы закрыть глаза на это и сказать, ну, мало ли что. Но он этого не сделал.
Серафима:
Не сделал.
Тахир Юсупович:
А он решил понять, в чём особенность поведения Меркурия. Он понял, что дело не в Меркурии. Меркурий он как жил, так и живёт. Дело в нашем познании. Насколько мы нашим знанием приближаемся к этой реальности. Субъективное знание идеально, поскольку является результатом мышления ученого. Можно ли и как соотнести идеальное с реальным?

И вот здесь, мне кажется, была гениальная догадка, что что-то здесь не то. Но у Эддингтона не было инструмента, у него не было способа описать, в чём тут дело, какая причина здесь может быть.

А у Эйнштейна наоборот, у него не было эмпирического материала. Он чувствовал, что что-то происходит со временем, что оно не такое линейное и последовательное, как мы привыкли в случае с Солнцем. И для Эйнштейна это был важнейший, мне кажется, момент, который его сподвиг на то, чтобы продумать свою версию.

Это же рисование в воздухе. Это рисование в пространстве, которого нет. Которое как бы в мыслительном конструкте отсутствует. И когда он понял, что время не везде одинаково, и чем вы быстрее движетесь, тем медленнее время, которое вас окружает. Вот это конечно, можно сказать, сумасшествие.

И в каком-то смысле гениальность и сумасшествие находятся где-то рядом, потому что человек с ума сошедший, сумасшествующий, он иногда с ума шествует. Он шествует, манифестирует. Но он это делает не от того, что он болен, нет. От того, что у него вот такой особенный ум.

А бывает человек в недоумении. Что там с ним происходит? Нельзя сказать, что он слабоумный, но ему умения не достает. Просто не достает умения решить какую-то задачу, жить в определенном состоянии. И это очень важный момент.

Но я с Вами абсолютно согласен, что это гениально. Даже вот эти два гения я бы поставил на второе место. На первое место я бы поставил гениальность их дуэта. Вот это совершенно неожиданно, это совершенно гениально, и удивительным для меня образом фиксирует верность конструкции совместно-творческой деятельности. Они безусловно индивидуально-творческие.
Серафима:
Одарены, можно даже сказать. Индивидуально одарены.
Тахир Юсупович:
Одарены, как индивидуальные творцы. Они способны на социальное творчество. Смотрите.
Серафима:
О, это точно.
Тахир Юсупович:
Какие они создают конструкции для того, чтобы и выстроить коммуникацию, и организовать…
Серафима:
Строят всех на подоконнике.
Тахир Юсупович:
Да, обратите внимание.

Удивительно, этот разговор о музыке, Вы знаете, я бы ожидал такого диалога, такого текста, скорее, со стороны Эддингтона. Но этот разговор неожиданно вдруг показывает культурные коды, которыми владеет Эйнштейн.
Серафима:
Что он не только просто помешанный на физике, что у него есть эмоции, в нём есть страсть. Это был отличный момент.
Тахир Юсупович:
Плюс, оно же важно с точки зрения именно укорененности человека в определенной культуре, и самый важный момент — моральное творчество. Обратите внимание, оно показано, но показано и не только то, что Эйнштейн не подписал петицию. Эддингтон же сказал: «смотрите, именно этой подписи нет!».
Серафима:
Он сказал, что этой подписи нет, и дайте мне книжку. Да, он этим воспользовался.
Тахир Юсупович:
Будучи человеком, в общем, может быть, не очень сильных там физических кондиций и без видимой агрессивности, он сумел выстоять, когда начались погромы по поводу немцев, которые жили в Кембридже. Эддингтон их защитил, ему разбили нос, но он защитил, и как защитил! Смотрите, то есть это показ, демонстрация особых моральных принципов. И тогда что получается? Тогда получается, что это хорошая иллюстрация совместно-творческой деятельности. Блестящая иллюстрация. Нам, может быть, здесь немножко не хватает духовного творчества. Но, скорее всего, оно тоже здесь есть.
Серафима:
У них, у обоих, очень необычные позиции духовные на самом деле. Один квакер, а другой человек без вероисповедания, не помню точно, как он себя называет, но суть в том, что он, с одной стороны, без вероисповедания, но с другой стороны, например, как он Макса Планка поддержал, когда у него сын умер, погиб на войне. Эйнштейн нашёл слова, и он понимает, что такое религия, зачем она нужна, просто он не готов сказать, что Вселенная такая только потому, что есть Бог. Она для него настолько удивительна, эта Вселенная, что она полностью им завладела. И он говорит, нет, я не верю в эту фигуру, но то, что я вижу, это прекрасно, и я преклоняюсь.
Тахир Юсупович:
Это другой тип веры. Вера может быть совсем не обязательно религиозной, но точно есть представление о высшем добре и зле, о добродетели. Вы вспомните, как Эйнштейн отреагировал на тот эксперимент с голубями, которых травили газом.
Серафима:
Да, когда он увидел, что науку используют для убийства.
Тахир Юсупович:
Да, да. Вот это для него было неприемлемо. Что показывает, в общем, высокий духовный уровень самого Эйнштейна.
Серафима:
Да, тоже мораль, но такая мораль, которая уже выходит немножечко за пределы просто правил, норм и ценностей, а уже что-то выше присутствует.

Давайте тогда переходить к третьему вопросу. Он тоже очень интересный: почему главный британский физик, отец погибшего возлюбленного Эддингтона (просто обозначим, кто это такой), ушел с презентации Эддингтона, где доказывалась позиция Эйнштейна? Почему мне это интересно? Мистер Лодж сам дал деньги на экспедицию, когда Эддингтон набрался смелости и подошел к главному фанату Ньютона и сказал: «давайте проверим, дайте мне денег, пожалуйста!». И тот ему дал. И Лодж просидел до конца на презентации, где подтвердилось, что Эйнштейн прав, а Ньютон ошибался, в каких-то вещах всё-таки он ошибался. И только после этого этот мужчина встал и ушёл. Почему? Он же сам допустил возможность в обществе сомневаться в Ньютоне. Как бы он допустил, что это можно делать, по сути.
Тахир Юсупович:
Ну, тут два аспекта, мне кажется, важные. Он, с одной стороны, был уверен, что этого не произойдет, потому что сама ситуация в чём состояла? Что этот Чопорный Кембридж, такой весь многовековой с традициями. Одновременно достаточно романтичный все-таки. Понимаете?

И Эддингтон ведь получает деньги на экспедицию, обосновывая это смотрите как интересно: с одной стороны, есть научная истина, которая не принадлежит никому. Она не может быть английской, она не может быть немецкой. Это научная истина, а Кембридж в этом смысле — бастион научной истины, как любой университет, впрочем. И ход-то был какой — если Эйнштейн прав, то именно мы проверим и мы скажем, что он прав. А если он не прав, мы с позором его выгоним с этой арены. И вернемся к Ньютону, что Ньютон всё-таки ключевая фигура физики.

И это оказалось самым важным моментом. Потому что тот, кто давал деньги… Человек, собственно говоря, и назначивший Эддингтона главным астрофизиком Британии. Человек с огромным авторитетом. Он оказался в ситуации внутренне сложной. Но он поддержал саму экспедицию. И ему нужно было для себя принять решение — так всё-таки, Платон мне друг, иль истина дороже? А в данном случае: «Ньютон мне Бог, иль истина дороже?».

Лодж дослушал презентацию и убедился в том, что всё-таки экспедиция была не зря, экспедиция получила уникальный результат, несмотря ни на что. Несмотря на погоду, несмотря на потерю большей части препаратов, которые необходимы были для этих приборов. Но, тем не менее, то самое расхождение они увидели на картинке. И вот картинка была перед всеми. И перед ним тоже. Но давайте всё-таки будем снисходительны к людям. Внутри-то он испытывал бурю чувств.
Серафима:
Наверняка.
Тахир Юсупович:
И ему хотелось, чтобы Ньютон остался Богом. Но это было не просто прощание с этим собранием. Это было прощание с Ньютоном. Поэтому надо дать возможность, знаете, когда люди прощаются, надо дать им возможность уединиться. И вот это было в фильме тоже показано довольно хорошо.
Серафима:
Мне тоже показалось, что это не так просто всё, что он просто возмутился, что Эйнштейн прав. Нам на протяжении фильма показывали его — человека весьма непростого. И поэтому уединение — это скорее всего то, что ему в первую очередь понадобилось.

И поскольку дяденька умный, талантливый, то он должен будет адаптироваться к новому положению вещей. И перед этим тоже нужно выдохнуть и сказать себе, что ты должен поступить правильно, согласно ценностям, которые важнее, чем личные мотивы какие-то, чем мои убеждения о том, что Ньютон бог. Это же просто убеждение, по большому счёту, хотя очень глубинное. А ценности говорят — ты человек науки, давай-ка, будь добр, раскрой этот потенциал во всей красе. Надо, знаете, посмотреть, что там дальше с ними стало.
Тахир Юсупович:
Они же встретились. Нет?
Серафима:
Я не про Эддингтона, а про Лоджа, что с ним стало, про Макса Планка, потому что там были очень-очень видные фигуры, у которых наверняка есть краткая биография какая-то, и узнать, что с ними произошло после этого момента. У нас даже точная дата есть, 1919 год, В этот год там было затмение, и именно в тот момент произошло вот это вот собрание.
Тахир Юсупович:
Да, я думаю, это несложно сделать сегодня, с теми информационными средствами, которые есть.

Это все великие люди, но видите, часть личности всегда связана с каким-то социальным контекстом. Могу ли я противостоять? Могу ли я выдержать свою собственную позицию? В фильме ощущается декартовская философия: «Cōgitō ergō sum!», а именно: «Мыслю — следовательно, существую!».

А у них другая может быть формула: «я убежден, следовательно существую!». Я убежден в истинности моих конструкций, следовательно — я существую. И вот это для них важно, не то, что они мыслят, а в том, что у них есть убеждения, причем убеждения и содержательные, связанные с физикой, астрофизикой, и убеждения персональные, личные убеждения, которые не менее важны для человека.
Серафима:
Вы знаете, Тахир Юсупович, приведу Вам метафору в качестве дополнения. Наша система внутренних убеждений должна быть в лучшем агрегатном состоянии, а именно водой. Потому что если слишком твердая кристаллическая решетка, то её легко можно сломать. Если она превращается в пар, то её не поймать. А вода и форму держит, и при этом наполнение в ней достаточно гибкое. Вот о чём я подумала.
Тахир Юсупович:
Да. Я слышал, знаете, такое препарирование слова «убеждённость». Не так, чтобы стопроцентное, конечно, но любопытное. Раз уж мы о метафорах заговорили. Значит, убеждён, значит, у беды побывал.
Серафима:
Нашел ответ на некую проблему, дошел до предела…
Тахир Юсупович:
…и вернулся, и вернулся, и вернулся.
Убежденный человек — это тот, который у беды побывал и вернулся, и он отличается от того, который там не побывал.
Серафима:
Да, потому что собственными глазами увидел, и возникло убеждение, что я лично в этом поучаствовал.
Тахир Юсупович:
Я думаю, что здесь, в этом фильме, это как раз очень много раз было показано.
Серафима:
Да.
Тахир Юсупович:
Вот, видел, не рассказы слышал о том, как газ действует на голубей, а я это сам видел.
Серафима:
Да, Тахир Юсупович. Хочу добавить, что фильм много раз показывает нам про интересную концепцию отношений. Представляете, в то время люди, общаясь друг с другом, в том числе по переписке, они знали друг друга настолько досконально, что могли предугадать их поступки. Вы заметили, что Макс Планк знал, что Эйнштейн попытается раз, два, три, четыре, пять.

И ведь их общение было таковым, что они схватывали вот эту суть характера человека.
Тахир Юсупович:
А что вас удивляет?
Серафима:
А то, что, мне кажется, в наше время это уже очень поверхностно делается.
Тахир Юсупович:
Наверное, это про этику и эстетику отношений, с одной стороны.

С другой стороны, многогранность самих личностей, яркость, которую мы можем понимать, как знание о человеке.

А с третьей стороны, принципиальная позиция, которая манифестируется человеком. Он об этом говорит прямо: кто я, какие у меня ценности, что я никогда делать не буду, потому что это принципиальная моя позиция.

Современный мир дает нам такого обтекаемого, похожего на яйцо человека. Тем более, что люди начинают быть похожими друг на друга и мало чем отличаться. И тут, в общем, наши личные прогнозы, с одной стороны, сложно их делать. С другой стороны, нет никакой необходимости делать эти прогнозы. Люди хуже знают друг друга. Я бы сказал, люди перестают быть прозрачными, то есть понятными. Не прозрачными в том смысле что отсутствующими, не существующими, иллюзорными, а прозрачными, в смысле, ясными для понимания. Такая, мне кажется, есть особенность.

И почему я стал говорить про этику, эстетику отношений. Там же были определенные ритуалы, которые позволяли задавать людям вопросы, что-то такое выяснять и уточнять. Были вопросы, на которые, ну, не всегда легко ответить. Но люди всё равно на них отвечали. Даже такой, вроде бы, спонтанный человек, не особо придерживающийся обычных социальных норм, как Эйнштейн, тем не менее, ему задавали вопрос во время трапезы какой-нибудь, а он отвечал. Он их отвечал, из какого он мира, как он видит этот мир, как он видит себя в этом мире.

И самое интересное для нас, психологов, что вопросы касались прежде всего самого человека:
  • Ты кто?
  • Какой ты?
  • Куда ты движешься?
  • Есть у тебя путь какой-то?

Вот. Или его нет. А если есть, то какой это путь? И почему ты выбрал этот путь?

И когда про человека выясняют многое, а потом ещё спрашивают: «Как он видит ту ситуацию, в которой он находится сейчас?». Что это за ситуация? Она связана с исследованиями, она связана с зарабатыванием денег, она связана с обеспечением семьи, благополучием. Вот это становится темой разговора. А о чем? Не о политике же говорить за столом, когда люди собрались. А друг о друге, познавать друг друга.

Вот это, мне кажется, важный момент, что люди познавали друг друга.
Серафима:
Хорошо.
Итак, я заранее поблагодарю всех, кто прочитает наш разговор с обсуждением этого фильма. Спасибо за внимание!

И, Тахир Юсупович, Ваше напутственное слово.
Тахир Юсупович:
Ну, какие тут могут быть напутствия? В фильмах важно, мне кажется, понять опыт другого человека. Если получится, то вместе с ним пережить этот опыт.

Хорошие режиссеры через хороших актеров дают нам такую возможность. Мы можем прожить несколько жизней. И это один из вариантов того, как можно прожить несколько жизней.

Попробуйте представить себя на месте героя и подумайте, как бы вы поступили в этой ситуации. Стали бы вы защищать этих людей? Подписали бы это письмо? Если да, то почему? Если нет, то чем мотивируете?

Вот это, мне кажется, самые главные вопросы, которые и определяют, по сути, судьбу человека, его жизнь и то, каким образом он может влиять на свою жизнь. Это, на мой взгляд, является ключом к пониманию и наших успехов, и наших неудач.
Желаю всем побольше успехов. Спасибо!
Серафима:
Спасибо, Тахир Юсупович!