Серафима:
Добрый вечер, Тахир Юсупович.

Виктория:
Всем добрый вечер!

Тахир Юсупович:
Добрый вечер, Виктория, добрый вечер, Серафима.

Серафима:
У нас сегодня на рассмотрении фильм «Линкольн». Я также, как и в прошлый раз, хочу сперва ознакомить всех зрителей и слушателей с сюжетом, а вас, коллеги, прошу дополнить, если что-то значимое будет упущено.
Итак, сюжет.

Серафима:
Стоит сказать, что там также была показана смерть Линкольна после того, как эта поправка была принята, но как это произошло и что за этим последовало, мы не знаем. Как будто бы он своё дело сделал и ушел на покой. Коллеги, есть ли дополнения?

Тахир Юсупович:
Понимаете, это очень интересный замысел режиссера — поймать моменты жизни человека, который не знает, что он скоро уйдет. Живи так, как будто у тебя сегодня последний день.

И вот этот замысел Стивен Спилберг сознательно или бессознательно поймал. Всегда в жизни человека очень сложно схватить последние мгновения. Ведь непонятно, насколько сиюмиутные действия и решения человека обращены к настоящему. Возможно, он действует, исходя из большой перспективы? Второй срок его президентства только начался, и предполагалось, что еще, может быть, много всего будет впереди. Наверняка так бы и было.

Но история не имеет сослагательного наклонения, поэтому мы видим две вещи:
1) Первый момент — как человек живет перед уходом.
2) Второй момент — это неспособность каждого из нас ощутить значимость того момента, в котором ты находишься сейчас.
Вот это ощущение сущего, существенного, является, мне кажется, ключом к пониманию человеческой жизни. Жизнь стала рассматриваться режиссером как под микроскопом. Мы сталкиваемся с такой режиссерской лабораторией, которая позволяет всё…

Знаете, в жизни это невозможно сделать. А в кино можно. В кино можно прокрутить обратно и посмотреть, как человек принимал решения и почему он такие решения принимал. При этом он не знал, что через буквально короткое очень время его не станет.
Но он остался в истории великим человеком.

Серафима:
Спасибо, Тахир Юсупович. Виктория, добавите ли Вы что-нибудь к сюжету?

Виктория:
Я бы ещё добавила, что Линкольн будто бы делал то, что он должен был делать, вне зависимости от обстоятельств, вне зависимости от того, какая опасность может ожидать его. Он знал, что у него много противников, и он знал, что у него достаточно большое количество врагов, которые ненавидели, скорее всего, его за это решение. И он догадывался, что скорее всего, так или иначе, рано или поздно, это решение приведет к каким-то последствиям, но он не знал к каким.

Но он готов был к этой неопределенности. Он просто шёл и делал то, что он должен был делать. И, наверное, я сразу тогда уже перейду к первому вопросу.

На протяжении всей работы Линкольна у него было как большое количество сторонников, так и противников. Противники в ходе прокламации приводили такие аргументы, что «а вдруг чернокожие будут красть куриц, грабить, устраивать погромы?!». Мне всегда было интересно, на чём у людей основываются и базируются те самые когнитивные искажения, которые будто бы заставляют людей думать, что они изначально не равны друг другу в зависимости от пола, расы, национальности, материального положения, каких-то иных различий? Потому что по сути дела это мало чем обосновывается, кроме как какими-то общественными стереотипами. И почему так сложно было поменять мировоззрение целой нации?

Тахир Юсупович:
Ну, вопрос, с одной стороны, вроде бы, простой, потому что он касается стереотипа. Стереотипы лежат в основе картины мира, которая сконструирована человеком. И эта картина связана с либо его личными, либо с групповыми особенностями восприятия этого мира. Субъективная реальность людей способна заместить картину подлинной действительности.

Самое интересное в случае, о котором мы говорим, что он касается межэтнических и межрассовых отношений. Он связан с эффектом ингруппового фаворитизма (что якобы белые лучше, белые умнее, белые способнее), который автоматически приводит силу механизма стереотипа к тому, что одна группа противопоставляется другой. Но самое любопытное во всей этой истории то, что тем самым часто мы замещаем и защищаем нашу картину мира.

Есть точное представление о человеке, который находится в рабстве: он безответственен. А ответственным может быть только свободная личность. Высшее общество, в котором жил Авраам Линкольн, в те годы думало, что рабы ведут себя парадоксально: они ломают то, что нужно им самим, и даже сжигают дома, где живут. Но это не парадокс — это закономерность. Раб таким образом реагирует на внешнюю среду. Он таким образом противопоставляет себя внешней среде. А хозяин на это реагирует как на воровство, грабежи. То есть, у него совершенно другая объяснительная картина этого мира. А потом это передается в качестве стереотипа другим людям.

Виктория:
Спасибо за ответ! Я заметила, что отношение менялось не только по отношению к рабам, но и к белым людям, потому что там тоже были свои нюансы и свои предрассудки в том числе. Также менялось отношение людей к самим себе и к своим морально-нравственным устоям. Интересен тот факт, что некоторые из представителей противоположного мнения, которые не соглашались с Линкольном, они так или иначе готовы были понести репутационные риски, чтобы остаться при своем мнении, а некоторые, наоборот, колебались. И вот здесь тоже очень интересный феномен: какими все-таки качествами должен обладать человек, чтобы так или иначе риск потерять политический или какой-то иной корпоративный статус и власть не становились для него важнее, чем собственная позиция по каким-то его принципиальным морально-нравственным вопросам? Что это за люди такие, для которых свои ценности и моральные устои превыше всего?

Тахир Юсупович:
Целеустремленные люди часто имеют в голове образ того, чего они хотят добиться в будущем. Этот образ может появиться в раннем детстве, когда ребенок сталкивается с чем-то, с чем он не согласен. У детей обычно очень остро возникают вопросы, связанные, кстати говоря, с морально-нравственной стороной отношений. Они очень тонко реагируют на враньё, на несправедливость, и, будучи в детском состоянии, они часто проговаривают: «когда я вырасту, я не буду себя так вести, я не позволю людям другим так себя вести!». То есть, где-то возникает некое представление о моральном долженствовании, и это одна сторона.

Вторая сторона связана с такой, знаете, настойчивостью, которая превращается в сверхидею. Настойчивость доказать что-то, как это бывает с исследователями, потому что я не могу отпустить эту ситуацию. Напряжение внутреннее таково, что всё время об этом думается. Для человека это ситуация неотвратимости действия. То есть, он не может отвернуть взгляд, образ все время перед глазами. Что бы он ни делал, у него все время доминанта в мозгу, доминанта целей этой ситуации.
Ну и третья сторона связана с эффективной, я бы сказал, энергетикой. Потому что никогда не знаешь, на какую дистанцию может распространиться движение. Это про умение распределить энергию на дистанции, где ты не знаешь, когда срок завершения этой дистанции. Это всегда самое сложное с точки зрения распределения энергии, удерживания самого себя в ресурсном состоянии.

И тогда мы говорим, что да, слушайте, а ведь это, наверное, мечта. Это, наверное, то идеальное состояние, которое движет человеком, что бы ни происходило. У него откуда-то берется смелость, где скрыта неутомляемость. У него постоянно светится вот эта звездочка, к которой он стремится.

И в этом смысле история Линкольна – это парадоксальная ситуация. Судя по всему, у него не было большой любви к неграм. Он политическую свою историю реализовывал несмотря на то, что в индивидуальном смысле это никак не работало на его потребности. И это классный момент, что иногда мы действуем так парадоксально, что просто удивительно, как противоположности сочетаются в одном человеке.

Может быть, это и есть ключ. Может быть, лучше всего Гамлета сыграет человек, который ненавидит принципы. А лучшим режиссером фильма о Советском Союзе будет самый ярый антисоветчик. Лучше всего покажет глубину женской души откровенный женоненавистник. Я не знаю.

Возможно, что какая-то внутренняя драма должна быть в человеке, что он никогда от этой цели не отвернётся. Потому что эта драма происходит внутри него. Они между собой спорят: политик говорит о свободе и равенстве всех граждан Соединенных Штатов, а внутренний человечек говорит: «они ведь негры, они ведь все равно не такие, как мы, и еще неизвестно, что нужно сделать, чтобы они стали такими, как мы!».

Вот на этом своеобразном диалоге происходит генерация энергии достижения цели, скажем так.

Серафима:
Отлично, спасибо, Тахир Юсупович.
Одно маленькое дополнение внесу. Вы, наверное, слышали эту цитату о том, что лучше всего президентом будет тот, кто никогда не хотел им стать. То есть, возможно, Линкольн — он про это. То есть, когда стал президентом, он настолько почувствовал свой определенный долг в стране, что это предопределило во многом его судьбу, и он принимал те решения, которые нужны не лично ему, как мы сейчас проговорили, а может быть даже вопреки своим личным желаниям он реализовывал очень серьёзные планы.

Виктория:
Мне кажется, сегодня мы открыли какую-то явно новую формулу гениальности. Да, я согласна с Вами, Тахир Юсупович.

Серафима:
Тахир Юсупович, какие способы поведения, а также способы и манеры речи Линкольна позволили ему иметь так много друзей и сторонников? Почему никто не предает его? Меня правда поразило в фильме то, что при такой разности мнений в Конгрессе, вокруг Линкольна собралась такая команда. Ну, я понимаю, что она была за предыдущий срок сколочена, но вот в этой вот 13-й поправке велись политические игры, и при этом никто не предал Линкольна. И вот это меня реально поразило. Что он такого делал? Почему?

Тахир Юсупович:
Хороший вопрос. Он, может быть, даже выходит за рамки самого фильма. Смотрите, у самого Линкольна присутствует такая манера нейтральности, манера сторителлинга, как сегодня бы сказали.

Серафима:
Да, однозначно.

Тахир Юсупович:
Он все время погружает всех в какие-то истории. Он часто не говорит прямо. Хотя есть моменты, которые неожиданно возникают в фильме, когда вдруг он принимает какое-то такое решение. Говорит — будет вот так. И ты понимаешь, что по-другому быть не может. Будет ровно так, как он сказал.

Причем опирается он зачастую не только на свою позицию. Линкольн способен опираться не только на свою личную силу, но и на ресурсы статуса, который у него есть.

Он ни на секунду не забывает о том, что он президент Соединенных Штатов. И у него есть определенная позиция, права, полномочия.

Но в какой-то момент мы вдруг забываем, что это президент Соединенных Штатов. Мы видим человека рассуждающего. Иногда возникает такое ощущение, что это просто какая-то блестящая болтовня. Вот просто болтают и болтают, о чем это всё, зачем это всё, куда это всё? Некоторым людям это должно быть непонятно.
Во-первых, что здесь важно — «болтовня» эта как бы в кавычках, и она всегда так или иначе касается моральных принципов. Всегда он возвращается к какому-нибудь моральному девизу, то есть к тому набору ценностей, который он сам исповедует.
И, понимаете, такое впечатление, что неважно, где он находится, — то ли с солдатами общается, то ли с конгрессменами, то ли с работниками по дому, — он везде как будто бы одинаковый над ситуацией, он как бы воплощает в себе человека, который ничего серьезного ломать или управлять окружающим миром не собирается. Он размышляет, описывает и рассказывает, но в каждом его рассказе обязательно есть его оценка, как он это видит. Он оценивает, насколько это «красиво» или «некрасиво», и насколько это соответствует культурным нормам. Культурные нормы только формировались, и нужно было понять, какой ритуал нужно исполнять, Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, или Соединенных штатов, которые откололись, что тут должно быть, какой должен быть прием.

Во-вторых, он каждый раз созидает, он как бы что-то создает всё время. И дело не только в том, что пустое пространство легче чем-то заполнить, нет. Дело в том, что он собой обозначает как бы новый способ понимания этой жизни.
Зачем ему была нужна эта тринадцатая поправка? Только для этого.

Ключевая вещь была в том, что мы сейчас можем все объединиться и задать нашу норму. Рабство было, когда мы были как бы связаны с Великобританией. Оттуда оно пошло. А сегодня мы отдельная страна и нам нужна своя собственная идентичность. За этим мне нужна эта поправка.

В-третьих, речь Линкольна очень разнообразна. В мастерстве сторителлинга очень важны монотонность ритма и разнообразие образов, сюжетов, тем. Авраам Линкольн настолько образованный человек, насколько он себя образованным не показывает. У него простая речь, понятная любому. Он слышит человека, причем он слышит не звуки, которые человек издает, он слышит содержание того, о чем человек говорит. Он как бы проникает во внутренний мир человека и видит его картину.
Вспомните этот замечательный совершенно его диалог с авторитетным конгрессменом Таддеусом Стивенсом. Сначала Линкольн стоит перед ним как проситель. И его задача состоит в том, чтобы Стивенс не участвовал в дебатах. Хотя содержательно Стивенс вроде бы сторонник отмены рабства и было бы очень полезно его участие.
Но он говорит: «нет, я бы Вас просил не участвовать.». Почему?

А потому, что команда Линкольна вроде берёт верх в дебатах, зачем участвовать? Он может заговориться, может случайно сказать о конфискации земель, и это отпугнет остальных. Нам не надо этого.
Смотрите, насколько он тонко чувствует момент. Он настоящий политик.

Стивенс говорит: «мы это конфискуем, конечно, это и есть наша цель, мы создадим на юге царство свободных людей!».
Смотрите, один в один то, что хочет Линкольн. Свою поправку.

Но он говорит: «Подождите, это сверхамбициозный план, и это не то, что мне бы хотелось».
В этот момент он садится. И все изменилось. Линкольн сел — он больше не является просителем. Первая часть подготовки их диалога прошла. И о чем же он говорит дальше?

«Мы с вами ещё будем оппонентами. Впереди у нас с Вами дискуссия и, может быть, споры серьезные. Но сейчас мы вместе. И я прошу вас…" — говорит Линкольн. Стивенс начинает тоже включаться.

Смотрите, Вы спрашиваете, почему он так влиятелен, почему его не предают и так далее. Я думаю, предавали, конечно, но такое поведение действительно ведет к тому, что он вызывает реакцию этих людей, он не навязывает им ничего. Он говорит, что сейчас он просит у них, и делает как бы паузу.

Когда возникают разногласия между людьми, Линкольн ведёт себя как настоящий социальный психолог. Когда между людьми разногласия, то сблизить их позицию можно лишь двигаясь медленно. «Не терпение мне нужно от вас, а готовность двигаться медленно" — говорит Линкольн.

У него твердая позиция, и только в этом случае он позволяет себе эмоционально реагировать. Он раскрывает себя. Он твердро следует правилу: «Когда мы раскрываемся перед кем-то, то обычно начинаем доверять этому человеку». Это происходит, даже если он не показывает, что оценил нас. И мы не хотим его обманывать, потому что мы стали самими собой и доверяем ему. Помните этот замечательный образ, который предложил Стивенс?

«Компас, который показывает в сторону справедливости, у белых людей заржавел" — утверждает он. Это, казалось бы, убийственный аргумент, который свидетельствует о том, что надо сейчас об этом говорить громко, надо белым людям сказать, что он стал бесполезным, нет понятия справедливости, и мы должны это каким образом решить. Пусть белые поделятся богатством с черными. Вот и всё. Вот и всё решение — мы ржавый компас превратим в нормально действующий.
Что делает Линкольн? Он, внимательно выслушав, берет метафору и говорит, что он был землемером в своё время и пользовался компасом. Но он заметил, что хоть и компас показывает на север, он никогда не показывает, какие там будут препятствия, болота на этом севере, как мы туда доберемся. Он только показывает направление, и не более того. Поэтому какой прок знать, где находится север?

В этом, как бы, наша политическая ситуация — что компас заржавел, не показывает на справедливость. Нам надо понять и выстроить эту справедливость по-новому.

Серафима:
Здорово. Спасибо большое, Тахир Юсупович. Я получила больше, чем ожидала услышать на этот вопрос. Пока Вы говорили, мне пришла мысль в голову, что на самом-то деле Линкольн, был довольно одинок, у него не было друзей. Он никому свои тайны не поверял, не выдавал. Наоборот, он был хранилищем тайн многих-многих других людей. Он ничем не рисковал и ни с кем не делился. Он хорошо защитил себя от этого. Возможно, в прошлом что-то было, но сейчас он всегда на виду и всегда открыт к диалогу. Но это не значит, что он готов прямо рассказывать о себе или о своих личных переживаниях. Так он поступает и с семьёй.

Тахир Юсупович:
Он нормативно это делает. Смотрите, если приглядеться внимательно к разным сюжетам, то мы это увидим, особенно по отношению к близким людям. Представьте себе человека, облаченного большой властью, занятого серьезными делами, которому вдруг поступает звонок на телефон. И тут же он слышит стук в дверь. И вот он говорит кому-то, может быть, своему помощнику или государственному секретарю, что должен ответить на этот стук. Он говорит это так, как будто это очень важно, как будто за дверью находится важный человек, например, посол другой страны. Но когда он открывает дверь, за ней оказывается мальчик.

Серафима:
Да, и это был его сын.

Тахир Юсупович:
Да. Он умеет делать одну важную вещь: понимать, насколько важна ситуация, и спокойно входить в новую обстановку, переключаясь на неё.

Вспомните, как он объяснял что-то своей жене. У неё было много вопросов, но он не давал простых ответов. Он говорил, что не мог этого сделать, и делал это так, что казалось, что он не пытается никого обмануть. Он просто честно говорил, почему это было невозможно. И это выглядит, с одной стороны, как-то очень просто, а с другой стороны ты, в конце концов, понимаешь, что может быть убедительность человека связана с тем, что он умеет быть искренним.

Конечно, в политике много лжи и интриг, и он тоже в них участвовал. Но, возможно, именно поэтому он остался в истории как уникальная личность. Люди помнят Джона Кеннеди как молодого и талантливого президента, который был убит на первом же сроке своего президентства. То есть, была какая-то недосказанность, какая-то незавершённость.

Величие людей состоит не только в том, что они построили что-то, но и когда они что-то не достроили, не дописали какую-нибудь главу. Например, роман «Евгений Онегин» так и не был дописан. Скульптуры известных мастеров часто остаются незаконченными. Это оставляет место для размышлений и обсуждений, всегда должна оставаться возможность незавершенности диалога.

Линкольн, хотя и не подговаривал никого убить себя, но, кажется, чувствовал, что его жизнь должна быть недосказана. Это и делает его великим.

Серафима:
Благодарим Вас за ответ, Тахир Юсупович! Да, очень интересная версия, и как раз она напрямую связана с моим финальным вопросом.

Финальный вопрос заключается в следующем: на чём выстроены отношения Линкольна со своей женой и детьми? Какие у них были принципы, какие договорённости на Ваш взгляд, Тахир Юсупович?

Тахир Юсупович:
Мне кажется, что отношения в семье Линкольна были искренними, честными и открытыми. Он всегда стремился защитить своих близких, понимая всю сложность и опасность ситуации. Это чувствовалось в его поступках.
В Линкольне было что-то патерналистское: старший мужчина защищает свою семью. Для него были важны отношения с сыном, который мог отправиться на войну. Почему нет? Но в то же время он испытывал боль от мысли, что может потерять своего ребёнка.

Я к чему это говорю? Он не видел в своей семье поддержки для своей политической истории. Хотя мы можем думать, что это могло бы помочь ему, но он сам не считал это чем-то значимым. Он был больше озабочен тем, чтобы ничего не помешало его безопасности и безопасности других. И вот это какая-то озабоченность такая, знаете, когда твоя безопасность, обеспечение безопасности других связана не с тем, чтобы они не поскользнулись, а с тем, что если они поскользнутся, то они потащат за собой всех остальных. И надо как-то сделать так, чтобы они не поскользнулись. То есть, его забота о безопасности была связана не с тем, чтобы избежать проблем, а с тем, чтобы обезопасить других от последствий их ошибок.

Семья не была для него опорой в политике. Семья для него была важна сама по себе. Он заботился о своем ребенке и даже брал его с собой на официальные встречи, чтобы приучить его к такой жизни.
С женой, мне кажется, та же история…

Когда к ней обратились как к миссис Линкольн, она сразу сказала, что она первая леди.
Понимаете? Всё.

Этот озвученный во всеуслышание факт тут же расставил все статусы по местам. Зафиксированный статус жены президента, кстати говоря, до сих пор ведь действует, он является важным моментом. Знаете, много чего бывает в отношениях между мужем и женой, они проживают разные периоды отношений, и мне кажется, что они по-своему любили друг друга, став привычным единым целым. А, может быть, они и свыклись друг с другом, вообще говоря.

Серафима:
Да, да, там про это говорится в их финальном диалоге. Миссис Линкольн утверждает, что их в своё время поженили насильно, по воле родителей, видимо. А Линкольн говорит, что он об этом не жалеет ни капли. То есть, они действительно под друг по другу подстроились, и в этом плане у них очень взрослый, зрелый брак.

Да, каждый смотрит за своей колокольней, видно, что у них расходятся мнения, но они единую пару составляют, и очень даже неплохо себя чувствуют в этих статусах отношений именно между двумя людьми.
Спасибо, Тахир Юсупович, спасибо большое.

Виктория:
Я другого такого фильма не встречала, где конфликт поколений показан настолько же ярко, насколько он показан в этой кинокартине. Здесь присутствует, с одной стороны, и волнение родителей по поводу того, вдруг с их единственным сыном случится непоправимая трагедия, а с другой стороны родители не понимали, что они тем самым ограничивают ребёнка, потому что их сын действительно очень хотел самореализоваться на военном поприще. Он хотел защитить свою страну, это действительно благородная и важная для него на тот момент была роль. И он действительно искренне этого хотел. И даже несмотря на то, что он видел своими глазами отрезанные конечности и людей, которые, ну, к сожалению, остались инвалидами на всю жизнь, он не отвернулся, он не струсил, он еще больше уверился в том, что ему надо туда пойти.

И вот здесь в какой-то момент, мне кажется, Линкольн был показан просто как человек, а не как какой-то идеальный отец, нет. Он такой же человек, он боится потерять своего ребенка, как и любой другой человек также ужасно боится потерять своего ребенка.

И его, по сути, можно понять как человека, с одной стороны, а с другой стороны в этот момент мы задумываемся о тех, кто также не хотел пускать своего ребенка на войну, но у него нет таких возможностей, нет таких полномочий своего ребенка туда не отправить, потому что есть закон, которому гражданин страны обязан подчиняться так или иначе. И здесь встает вот такая вот очень интересная моральная коллизия, я бы даже так сказала, что ты можешь позволить себе защитить своего ребенка благодаря своему статусу текущему, а кто-то этого не может себе позволить. И вот здесь тоже возникает вопрос, да, с одной стороны, я защищаю тех же негров, я там пытаюсь отменить рабство, с другой стороны, встает вопрос воинской повинности, это в какой-то степени тоже рабство. И вот здесь, мне кажется, Стивен Спилберг тоже обыграл очень интересно эту идею, наверное.

Серафима:
Виктория, спасибо за дополнение! Мы оставим этот вопрос нерешенным, чтобы создать эффект Зейгарник для наших зрителей. Тахир Юсупович, скажите напутствие для наших читателей, пожалуйста.

Тахир Юсупович:
Ну, во-первых, обязательно смотрите этот фильм!

Во-вторых, можете не проскакивать какие-то моменты, а наоборот повторно просматривать. Возвращайтесь назад, попробуйте увидеть двойной, тройной смысл диалогов, которые заложены прекрасным режиссером. Великолепная игра актеров состоит еще и в том, что в одном человеке, в данном случае в Линкольне, заложены многие начала, которые противоречат друг другу внутри этой личности.

И я увидел, что, может быть, я это, конечно, ему приписал сам, но мне было видно за, может быть, непроницаемостью лица этого актёра, кстати, очень талантливого, желание, чтобы сын пошёл на фронт, чтобы сын повоевал. Он хотел этого, он хотел поддержать. Это вот его одна часть рвалась в эту сторону. Хотя он испытывал сына, всячески пытался ему показать, мол, понимает ли тот, о чём идёт речь.

С другой стороны, у него перед глазами было лицо его жены. И он понимал, что он не может сделать что-то такое, это её просто убьет. И она ему не менее дорогой человек, чем он сам себе и сын тоже.

Понимаете, вот такая интересная картинка, которая каждый раз может обращать или возвращать нас к самим себе.
Попробуем посмотреть, в какие мы попадаем моральные, этические дилеммы, как мы с ними справляемся. И вот, наверное, напутствие может быть связано только с людьми, которые выбирают путь.

Понимаете, сама суть путешествия в этом и состоит. Выберите свой путь, своё понимание этого фильма.
Авраам Линкольн выбрал свой путь, он теперь зафиксирован, но каждый раз путь может быть рассмотрен с разных сторон — сверху, слева, справа, снизу, может быть даже изнутри путника. Поэтому такого типа сюжеты — они вечны. Почему они нам интересны.

Спасибо за обсуждение. Недавно я обратил внимание, когда мы говорим «завершение», а мы ведь завершаем нашу встречу сегодняшнюю. У каждого своё представление о завершении.
Потому что завершение — это я достиг вершины и захожу за вершины.
Куда я попадаю. За вершину.

А что там? То ли спуск, то ли следующая вершина.

Серафима:
Тоже верно, да.

Тахир Юсупович:
Никогда не знаешь, какая история завершения будет у человека. Это очень важно.

Серафима:
Я поняла.

Тахир Юсупович:
У древних греков не было некрологов, поэтому они спрашивали, была ли у человека страсть. Для них это было самым важным. Главная эпитафия — это признание страсти. Люди со страстью отличаются от тех, у кого её нет. Вот у Авраама Линкольна была эта страсть. Спасибо.

Серафима:
Спасибо огромное за разговор, Тахир Юсупович.